Живопись
Обнаженка — душа и тело в первозданном виде

Написать человека всегда сложно. Совсем другое дело пейзаж: куда ни двинь пенек, там он и будет. А вот человек на холсте, женщина, да еще без одежды... Об особенности работы с обнаженной натурой размышляет художник Анатолий Шорохов.

— Чтобы оценить мастерство художника, покажите мне его портреты, а еще лучше обнаженку. В изображении человека все держится на «чуть-чуть». А женщины — это особая ипостась. Женщина — движитель общества, потому что она потребитель, ради нее мы творим, другого стимула нет. Они более отзывчивы, чем мужчины. Я не стараюсь навязывать женщине свою волю. Если я и диктатор, то только самому себе.

— «Комплекс Бога» не возникает, ведь благодаря вашему полотну женщина остается навсегда молодой и красивой?

— Я помню имена всех натурщиц, хоть прошло двадцать лет и более. Один художник как-то сравнил натурщицу и ее портрет и пришел к выводу, что моя любовь ее приукрасила. На что я ответил, что всех своих натурщиц люблю, иначе боюсь, они предстанут уродами. Вот была у нас натурщица Света. Когда ей говоришь: «Света, повернись», — лучше рядом не стоять. Как махнет грудью, убьет наповал. Натурщицы иногда говорят: посадите меня так, чтоб на животе не было складок видно. Рисуешь, естественно, не то, что видишь, сами понимаете.

В изображении человека все держится на «чуть-чуть». Чуть меньше благородства, и душа уйдет — останется только бездумное тело. Бывает, женщина усталая, взгляд потухший, плечи опущены, как будто ее побили. А я стараюсь не видеть этого, разговорить и разыграть ее, чтобы приподнялась, встряхнулась, вспомнила, какая она красивая. А то бывает, на улице жара невыносимая, в помещении еще и духота. Какая там красота — она вся сплошное напряжение. По ее лицу пот течет градом и пышные волосы превращаются в прилипшие патлы, а на картине будет весенняя прохлада и милое свежее женское личико.

Но самое сложное — наладить контакт с моделью. Пока она с тобой не заговорит, портрет — не портрет. В какой-то момент разговора ты понимаешь, что можно начинать рисовать. Если этого нет, то и начинать не стоит работу.

— А неловких моментов не возникает?

— В рабочей обстановке этого не может быть. Еще в бытность учебы в академии мы рисовали обнаженку. Объясняю натурщице задачу, готовим мастерскую и... Человек десять студентов приготовились работать, а она вышла, стала на подиум и не может преодолеть себя и раздеться, хотя учится в медицинском институте. Ладно, деваться некуда, уже все установили, работаем. И когда она понимает, что превратилась в предмет, в предмет изображения, тогда происходит ее чудесное превращение в женщину. Хоть студенты люди молодые и живые, но что натурщица живая, замечают лишь когда она начинает синеть от холода. В перерыве сидим, курим вместе. Если бы это запечатлел фотограф, то мы бы выглядели как поссорившиеся после занятий любовью супруги.

— Женщины-натурщицы откровенничают с вами?

— Не всегда и не все, но где, когда и кого любили, рассказывают. Но уже когда отболело и можно об этом рассказать. Иногда просят совета: «Вот вы прожили долгую жизнь, посоветуйте, как поступить».

— И вы советуете?

— Я говорю только одно: если женщина живет мыслями о будущем, она должна действовать. Пассивность ничего не родит.

— Бывало ли, что женщина признавалась в любви с помощью полотна, на котором она изображена обнаженной?

— Однажды женщина пришла ко мне с племянницей и попросила написать ее портрет, а когда спустя какое-то время я хотел сфотографировать работу для каталога, выяснилось, что девушка подарила полотно своему любимому. Меня удивляет другое: редко встречаются мужчины, которые хотят запечатлеть свою возлюбленную на полотне.

Татьяна РИХТУН